[liojbuy]

06.06.2015 в 01:14

Пишет  Лис зимой:

Всё уже украдено до нас, или как написать необычный текст
Периодически пишу такие памятки. В основном для того, чтобы подумать в процессе.
Отдельное спасибо [J]helena_eva[/J], у которой в блоге всегда что-нибудь прекрасное. В этом случае - Мих Мих.

1. Высокий блондин в черном ботинке

В 90 процентах текстов авторы исправно поставляют нам фотороботы героев, начиная с лаконичного “Она была красивой зеленоглазой блондинкой”, заканчивая скрупулезным, как складская опись, рассказом, посвященным чертам лица, цвету глаз и волос, телосложению, прическе и деталям наряда персонажа от каблуков до шляпы.

Иногда описания внешности необходимы. Возможно, ваш персонаж унаследовал цвет глаз своей матери, и однажды этот цвет ещё выстрелит в сюжете зеленым лучом Авады Кедавры.

Иногда костюм “делает” героя, как белый плащ с кровавым подбоем – Понтия Пилата или коричневое пальто – Десятого Доктора.

Чаще при чтении вспоминается незабвенное братьев Стругацких: “То и дело попадались какие-то люди, одетые только частично: скажем, в зелёной шляпе и красном пиджаке на голое тело (больше ничего); или в жёлтых ботинках и цветастом галстуке (ни штанов, ни рубашки, ни даже белья); или в изящных туфельках на босу ногу. Окружающие относились к ним спокойно, а я смущался до тех пор, пока не вспомнил, что некоторые авторы имеют обыкновение писать что-нибудь вроде «дверь отворилась, и на пороге появился стройный мускулистый человек в мохнатой кепке и тёмных очках»”.

Попробуйте не описывать внешность героя вообще.
Если по сюжету цвет волос, глаз и особенности фигуры не играют никакой роли, обойдитесь без них.
Если костюм не выступает в качестве характерной детали или даже “маски” персонажа, как в комедии дель-арте, бросьте расписывать его гардероб.
Оставьте рисовать картинку воображению читателя. Отсутствие у героя внешности само по себе может стать приемом.
Если вы боитесь, что без подробного описания ваш герой будет безликим, задумайтесь, насколько он вообще оригинален, если читатель не сможет опознать его в тексте без характерной серебристой косы до пояса.

В конце концов, настоящее лицо персонажа это не его форма носа или кожаный корсет, из которого пытливо заглядывает в глаза всем встречным мужчинам “пышная, соблазнительная грудь”, - а сердце, которое бьется в этой груди. Желательно, конечно, ещё и голова.

2. Я к вам пишу…

Эпистолярный роман или роман в письмах – один из первых жанров в европейской литературе, в рамках которого были написаны такие произведения, как “Опасные связи” де Лакло или “Страдания юного Вертера” Гёте, после которого все образованные молодые люди бросились красиво страдать и кончать с собой.

В числе более поздних романов в письмах нельзя не назвать шедевр Торнтона Уайльдера “Мартовские иды”, опубликованный в 1948 году. Его обязательно нужно изучить для знакомства с жанром.
Но ритм жизни изменился, люди перестали слать друг другу длинные подробные письма. А роман в смс-ках получится слишком коротким, хватит разве что на небольшой рассказ.

Возможно, именно у вас получится написать эпистолярный роман, особенно, если действие будет развиваться в исторических декорациях.
Также можно использовать переписку в качестве двигателя сюжета или выполнять в её форме отдельные главы.

Самые смелые могут попробовать написать роман в романе или воспроизвести его элементы, как Булгаков в “Мастере и Маргарите”.
Этот прием не только редко используется, но и открывает огромные возможности по созданию ещё одного мира внутри произведения.

3. Наука сна

Вообще герои большинства произведений, как правило, спят. Особенно в длинных текстах.
Но далеко не все авторы используют спячку во всем богатстве её возможностей.
А ведь из сна можно сделать практически всё.
Мистерию, откровение, пророчество, открытие аналога таблицы Менделеева. Погрузить героя в воспоминания, подтолкнуть к принятию решения и пустить прогуляться по закоулкам собственной души.

Сон почти всегда сюрреалистичен. Его нереальность подходит не только для абсурдистского текста, но и для любого другого, за исключением разве что производственного романа с моралью: “Наша сила – в плавках”.
Даже в бытовом тексте, описывающем повседневность, найдется место для выхода из привычной реальности. И это место – сон. Во сне и “изысканный бродит жираф”, и появляется первая любовь, и герой проводит сам с собой сеанс психоанализа, не всегда это понимая.

Во власти автора заставить героя увидеть самую странную реальность на самом обычном диване. А странности, сказки и сны всегда придают тексту необычность.

Только избегайте пошлости: “Даже пистолет не избавит мои сны от его карих глаз”. И не надо. Пускай лучше бегут, бегут себе по стенке.

4. Этот город боится меня. Я видел его истинное лицо, улицы - продолжение сточных канав, а канавы заполнены кровью.
И когда стоки будут окончательно забиты, то вся это мразь начнёт тонуть... Когда скопившаяся грязь похоти и убийств вспенится им до пояса, все шлюхи и политиканы посмотрят вверх и возопят: "Спаси нас!".
И я прошепчу: "НЕТ".*

Популярность dark fantasy вообще и “Игры престолов” Джорджа Мартина в частности привела к тому, что количество антигероев имеет шансы вскоре сравняться с количеством “хороших парней”.

Но антигероическая почва пока не удобрена так, как героическая.
Кроме того, гораздо проще придумать какого-нибудь злодея без страха и упрека, чем по-настоящему сложного, вызывающего противоречивые чувства и интерес читателя персонажа.

Антигерой необязательно должен быть классическим негодяем, социопатом и эгоцентриком, который поджигает детские дома и отнимает у слепых медяки just for lolz.
Если же вы все-таки решитесь на такого персонажа, то для этого нужно быть писателем уровня Энтони Бёрджесса. Да и то имейте в виду, что Алекс в “Заводном апельсине” в какой-то момент становится жертвой общества и вызывает сочувствие. “Старое доброе ультранасилие” от корки до корки, особенно без какого-либо авторского посыла или, в крайнем случае, гениальной стилистики текста, либо выродится в трэш, либо нужно отдавать себе отчет, что вы просто описываете дестрой.

Антигерой может быть крайне обаятельным, как Остап Бендер, или очень привлекательным, как Жорж Дюруа в “Милом друге” Мопассана. Однако сочувствовать Жоржу невозможно, уж больно он мерзкий. Хотите симпатий публики – пишите обаяние и обойдитесь без описаний морального падения. Либо уроните в финале антигероя ниже плинтуса, как Пушкин своего Евгения Онегина.

Для современного произведения, исследующего человеческую природу, конечно, наиболее интересен антигерой, во-первых, думающий, во-вторых, чувствующий, в-третьих, не обязательно во всем противопоставляющий себя обществу.
Неоднозначные чувства могут вызывать его методы, манера поведения, жесткость, агрессивность и нежелание соблюдать “общественный договор”.
В этих случаях из-под авторского пера могут выйти даже такие культовые персонажи, как доктор Хаус или процитированный Роршах.

Варианты есть, и варианты эти намного оригинальнее, чем рыцарь на белом коне.
Впрочем, написать просто хорошего человека ещё сложнее, но это уже совсем другая история…

5. Краткость. Сестра. Нашего. Брата.

Предложение длиной в одно слово. В два. В три. Максимум – четыре, пять или шесть. Но лучше в три. Или в два. В одно.

Слово. Сила слова велика. Больше ли сила при большем количестве слов? Не знаю. Словоблудие, потоки, графоманство, Ник Перумов:
“Смерть содержится в жизни и жизнь содержится в смерти, свет зарождается во тьме и тьма стоит за левым плечом света”. Кто? Кто на ком стоял?
“А снег валил всё гуще и гуще, небеса словно отзывались на призыв измученной земли, прячущейся под белыми завесами, словно малыш в кроватке, укрывающийся с головой одеялом от ночных страхов”. Гуще и глуше, да. Два причастных оборота. Один зажат между двумя “словно”. Оба сплющены друг с другом. Зачем? Не много ли? Много. Популярен, увы. Пишет ужасно.

Длинно не напишешь, когда слов мало. Ни роман, ни повесть не выйдет. Рассказ, очерк, зарисовка, записка – от себя людям. О жизни, о смерти. О самом важном. Есть ли больше?

“Жизнь коротка. И надо уметь. Надо уметь уходить с плохого фильма. Бросать плохую книгу. Уходить от плохого человека. Их много. Даже от посредственности уходить. Их много. Время дороже. Лучше поспать. Лучше поесть. Лучше посмотреть на огонь, на ребенка, на женщину, на воду.

Музыка стала врагом человека. Музыка навязывается, лезет в уши. Через стены. Через потолок. Через пол. Вдыхаешь музыку и удары синтезаторов. Низкие бьют в грудь, высокие зудят под пломбами. Спектакль менее наглый, но с него тоже не уйдешь. Шикают. Одергивают. Ставят подножку. Нравится. Компьютер прилипчив, светится, как привидение, зазывает, как восточный базар. Копаешься, ищешь, ищешь. Ну. находишь что-то, пытаешься это приспособить, выбрасываешь, снова копаешься, нашел что-то, повертел в голове, выбросил. Мысли общие. Слова общие.

Нет! Жизнь коротка.

И только книга деликатна. Снял с полки. Полистал. Поставил. В ней нет наглости. Она не проникает в тебя… Стоит на полке, молчит, ждет, когда возьмут в теплые руки. И она раскроется. Если бы с людьми так. Нас много. Всех не полистаешь. Даже одного. Даже своего. Даже себя.

Жизнь коротка. Что-то откроется само. Для чего-то установишь правило. На остальное нет времени. Закон один: уходить. Бросать. Бежать… Захлопывать или не открывать! Чтобы не отдать этому миг, назначенный для другого”. Мих Мих Жванецкий.

Спасибо за внимание.

* Алан Мур "Хранители", Роршах.

URL записи