"Готовность отказаться от надежды, что боль и риск однажды исчезнут из нашей повседневности, — это первый смелый шаг на пути к обретению покоя в нашей непостоянной жизни. [...]
В тибетском языке есть очень интересное слово: ye tang che . Ye означает «полностью, всецело», а остальная часть значит «усталый». Все вместе можно перевести как «сыт по горло». Это понятие описывает опыт полнейшей безысходности, когда последняя надежда умерла. Это очень важный момент — начало начала. До тех пор, пока мы не перестанем уповать на то, что где-то есть лучшая жизнь, что можно стать лучше самому, мы никогда не сможем обрести покой там, где мы есть, никогда не примем себя такими, какими являемся.[...]
читать дальшеТеизм заключается в глубоком убеждении, что где-то есть рука, за которую можно держаться. Если мы поступаем правильно, кто-то оценит это и позаботится о нас. Где-то есть нянька, и она придет на помощь, когда мы будем в этом нуждаться. Мы все склонны отречься от части своего могущества и передать власть кому-то извне. Атеизм предполагает смиренное принятие двойственности и неопределенности настоящего момента. Не нужно думать, что где-то есть спасение. Мы иногда считаем, что дхарма существует «самостоятельно» — в нее можно верить, на нее следует равняться. Однако это не религия и не догма. Это полное признание непостоянства и перемен. Учения рушатся, как только мы пытаемся их уловить. Нужно просто ощущать, переживать их, ни на что не надеясь. Основа послания — бесстрашие. Дхарма никогда не была слепой верой. Она вообще не дает нам ничего, за что можно было бы держаться.
Атеизм — это окончательное и бесповоротное осознание того, что нет никакой няньки, на которую можно было бы положиться. Это суть всей жизни. Это — истина, и, как и любая другая истина, она тяжела.
Но жизнь еще труднее для тех, кто ищет, за что бы ухватиться. С этой точки зрения, теизм — зависимость, пристрастие. Мы все подсели на наркотик надежды — мы верим, что сомнения и страдания однажды исчезнут. Это крайне болезненно сказывается на социуме: общество, состоящее из людей, все время ищущих почву под ногами, не имеет расположенности к состраданию.
Первая Благородная Истина Будды гласит: если мы страдаем, это вовсе не значит, что что-то не так. Какое облегчение — наконец кто-то сообщил нам истину. Страдание является частью жизни, и неправильно думать, что мы испытываем его, оттого что где-то оступились или сделали неправильный выбор. Однако на деле, каждый раз ощущая боль, мы начинаем думать: что-то не так . Пока мы сидим на игле надежды, мы чувствуем, что в состоянии как-то повлиять на свой опыт, изменить его в ту или иную сторону, продолжая при этом терзаться все больше и больше.[...] Надежда и страх идут рука об руку и никогда не проявляются отдельно.[...]
Здесь в игру вступает отказ от надежды на то, что наш опыт мог бы быть иным; мы отрекаемся от желания стать лучше. Буддистские монашеские правила требуют отказа от алкоголя, от секса и прочих вещей. Это не означает, что все это плохо или аморально само по себе. Просто эти вещи выступают в роли нянек: мы используем их для того, чтобы отвлечься. В действительности же мы просто отказываемся от цепкой надежды на спасение от того, чтобы быть собой. Отречение как метод учит нас разбираться в том, что происходит каждый раз, когда мы пытаемся спрятаться, потому что не в силах принять некую неизбежную данность.[...]
Готовность отказаться от надежды, что боль и риск однажды исчезнут из нашей повседневности, — это первый смелый шаг на пути к обретению покоя в условиях непостоянства жизни. [...]
Безнадежность должна быть основой. Иначе в ходе этого странствия вы будете руководствоваться надеждой на обретение безопасности. Если мы отправляемся в путь в поисках защиты, то упускаем самое главное. Можно медитировать, пытаясь обрести убежище, следовать всем наставлениям и советам, надеясь на что-то еще. Однако единственное, на что можно рассчитывать в этом случае, — это разочарование и боль. Спасите себя, приняв это послание серьезно прямо сейчас. Отправляйтесь в путешествие без каких-либо чаяний на обретение твердой почвы под ногами. Пускайтесь в странствие в безысходности.[...]
Мы воспитаны в культуре, которая боится смерти. Однако мы постоянно переживаем смерть: она является нам в форме разочарования и неудач, выражается в череде непрерывных перемен. День заканчивается, последняя секунда истекает, мы делаем заключительный выдох — это и есть конец в повседневной жизни. Умение совладать со смертью в быту означает умение ждать, находить покой в условиях незащищенности, паники, смятения, когда все идет не так.
Смерть и безнадежность побуждают нас к жизни, полной озарений и сострадания. Однако в действительности самым сильным мотивом оказывается стремление оттянуть конец. Мы автоматически отталкиваем любое ощущение проблемы. Постоянно пытаемся отрицать вполне естественный порядок вещей: все меняется, ничто не вечно, песок бежит сквозь пальцы. Это само собой разумеется — так же, как и смена времен года, как превращение дня в ночь, и наоборот. Но почему-то нам не кажется нормальным старение, болезни, утрата того, что мы любим. Мы стремимся оградить себя от ощущения потери — о чем бы ни шла речь.[...]
Не надо бежать от жизни. У нас могут быть самые разные пристрастия и зависимости, но теперь мы отказываемся использовать их как способ ухода в дивный счастливый мир. Мы привыкли удовлетворять свои маленькие потребности в удовольствии, прибегая к этому так часто, что знаем: хвататься за них, как за надежду, значит обрекать себя на страдания. Кратковременное наслаждение превращается потом в вечный кромешный ад.
Отказ от этого — мощный стимул примириться с собой, не бежать от себя, вернуться к самой сути независимо от происходящего. Страх смерти стоит за всей жизнью. Поэтому мы испытываем беспокойство, тревогу, панику. Попробуйте пережить опыт безысходности, отказаться от всякой надежды на альтернативы настоящему моменту, и вы обретете возможность радостного существования и честные, прямые отношения, полностью принимающие реальность непостоянства и смерти". (с) Пема Чодрон